Валя пошла к своей даче, а я села рядом с Жаном и стала гладить его по грязным, спутанным волосам.
— Жан, сейчас приедем в отель. Я тебя помою, приведу в порядок, ты немного отдохнешь и поедешь в Москву. Тебе нужно уезжать в Париж. Ты хочешь домой?
— Да, — кивнул головой Жан и произнес пьяным голосом: — Франсуаза волнуется.
Мне показалось, что мне вонзили стрелу в самое сердце, но я не показала свою боль Жану.
— Твою жену зовут Франсуаза?
— Да.
— Красивое имя. Я ей звонила, она не сказала, как ее зовут.
— А зачем ты ей звонила? — Несмотря на подвыпившее состояние, в котором пребывал Жан, я сразу поняла, что ему не понравилось произнесенное мной. Более того, он разозлился настолько, что я с трудом смогла удержать его на диване.
— Не волнуйся. Я не сказала ей, кто я такая. Я представилась как твоя коллега по работе из Казани. Я же не знала, где ты и что с тобой. Я места себе не находила. Я очень переживала. Мне нужно было узнать, нет ли тебя дома. Я позвонила от безысходности, поверь. Но я ни в коем случае тебе не навредила. Твоя жена ничего не заподозрила.
— Что сказала тебе Франсуаза?
— Она сказала, что она тебя ждет и верит во все хорошее.
— Я знал, что она так скажет. — Жан не скрывал, что доволен моим ответом, и широко улыбнулся.
Я специально не сказала Жану о том, что в тот момент, когда я звонила его жене, у нее играла музыка и были слышны мужские голоса. Мне не хотелось причинять любимому человеку лишние страдания. А что касается той душевной боли, которую в данный момент испытывала я сама, то я к ней уже давно привыкла.
— Тома, можно тебя на минутку.
Я повернула голову и посмотрела на стоящего рядом с собой деда.
— Что еще?
— Тома, ты за меня, пожалуйста, замолви словечко перед Валей. Пусть она все, что произошло, в тайне держит. Я понимаю, что я плохо поступил, и вину свою не отрицаю, а очень раскаиваюсь. Я уже сам тысячу раз пожалел о том, что сделал. Не нужно ребятам Влада ничего рассказывать. Они же за это дело меня прямо в этих грядках закопают. А мне пожить хочется. Урожай собрать. К Матрене побегать и ее немного потискать. Я всем, чем хочешь, поклянусь, что больше никогда в жизни чужого не возьму. Ни кастрюли, ни бутылки чужой и ни француза. Пусть они там хоть черта лысого привозят, я к нему даже не притронусь. Буду честно свою работу выполнять и лишнего не спрашивать. Да и все эти иностранцы один сплошной порожняк.
— Дед, где ты таких слов набрался?
— Я в город иногда езжу. С людьми общаюсь.
— С какими же это ты людьми общаешься?
— С разными, — ответил дед. — А иностранцы и в самом деле сплошной порожняк. За них никто не дает и копейки. От них одни неприятности, да и только.
— Да ты на эти неприятности сам нарываешься.
— Тома, я тебе клянусь. К чужому никогда не притронусь. Мне чужого и даром не нужно. Ты попробуешь это Вале внушить?
Да невыгодно Валентине тебя закладывать. Поверим тебе на слово. Только и ты смотри, сам никому не рассказывай, что ты Жана к себе перетащил, а затем мы приехали и его у тебя забрали.
— Я могила, — сразу заверил меня Матвей. — Я вам с Валей всю жизнь благодарен буду. Можете приходить ко мне, когда вам вздумается, и пить самогонки сколько хотите. Можете картошки у меня на зиму взять. Я вам накопаю сколько надо. Капусты, перца. Что увидите на моем огороде, то ваше. Все берите. Мой огород теперь ваш огород.
— Да прекрати ты. — Я посмотрела на часы и забеспокоилась: — Что-то Валентины нет так долго. Не нравится мне все это.
— Может, двигатель не заводится? — сразу выдвинул свою гипотезу дед.
— Да все нормально было с двигателем.
— Может, аккумулятор сел?
— Лето на дворе. Как он может сесть?
— Всякое бывает. Давай я схожу посмотрю, — услужливый Матвей горел желанием оказать мне хоть какую помощь.
— Нет уж. Я сама схожу, — задумчиво произнесла я и посмотрела на задремавшего Жана.
— Это его самогонка повалила, — объяснил мне Матвей.
— Вот и хорошо. Пусть поспит в нормальных условиях. Он столько всего натерпелся. Я пойду посмотрю, почему Валя не едет. Оставляю Жана здесь. Смотри, не сделай ничего лишнего.
— Да я вообще буду сидеть без движений, положив руки на колени, — заверил меня Матвей.
— Смотри мне, — на всякий случай пригрозила я ему пальцем. — Я скоро приду.
Встав с дивана, я дошла уже почти до самого выхода, затем остановилась и позвала деда.
— Тома, а хочешь я сам схожу? — еще раз предложил мне он.
— Нет. Я хотела, чтобы ты дал мне свое ружье.
— Зачем?
— На всякий случай. Не нравится мне, что Валентины так долго нет. Да не смотри ты на меня так. Не буду я никого убивать! Твое ружье мне всего лишь для страховки нужно.
— Ну если только для страховки.
Дед протянул мне ружье и заботливо меня перекрестил. Я бросила взгляд в комнату, где лежал Жан, и, скрывая слезы, произнесла:
— Дед, слушай меня внимательно. Если я не вернусь…
— Как это? — на полуслове перебил меня дед.
— Я же попросила слушать меня внимательно. Если я не вернусь, то ты должен мне поклясться, что ты француза в Париж отправишь. Слышишь, в Париж?!
— В сам Париж?!
— Да, в сам Париж! Не в подвал, а в Париж! Понял?!
— Да не кричи ты так. Все я понял.
— Ты случайно ничего не перепутаешь?
— Да не перепутаю я. Не перепутаю.
Если через полчаса меня не будет, то ты на всякий случай любым способом вывези Жана из своего дома. Ты же сказал, что у тебя повозка есть.
— Есть.
— Вот и замечательно. Положишь Жана в повозку, накроешь его сеном и отвезешь Матрене. Здесь ему находиться опасно. А от Матрены позвонишь по этому телефону.