— Что же он ее так загоняет?
— Он, гад, бывший военный. И все у него по расписанию и по команде. Сам в пять встает и другим спать не дает. Один раз она попробовала заикнуться о том, чтобы нанять прислугу и освободить ее от работы по дому. Так он пришел в дикую ярость и заявил, что ему нужна не барыня, а хозяйка. Так что она пашет там по сей день. Правда, иногда он ее выгуливает: возьмет под руку и ходит с ней вдоль забора по гектарам, улыбаясь в многочисленные видеокамеры. При этом еще очень сильно обижается, если у нее кислое лицо. И не думает о том, что, когда напашешься в три смены, улыбаться особо не хочется. Я видела ее недавно. На нее было страшно смотреть. Красные воспаленные глаза, изможденное, усталое лицо. Она мне сказала, что у нее такое ощущение, что он скоро сколотит ей собачью будку и посадит на цепь.
— Ты мне кошмары какие-то рассказываешь.
— Это жизнь. А еще она сказала, что есть два пути: либо сбежать из этого дома, но он все равно ее поймает и вернет обратно. Либо смириться со своей участью и терпеть.
— Ну уж нет. Меня на цепь сажать бесполезно. Я все делаю по своему желанию.
— Она тоже сначала делала все по доброй воле, потому что любила, а потом стала все делать по принуждению. Я не пугаю тебя. Просто будь осторожна со своей хозяйственностью, потому что многие мужчины очень быстро к этому привыкают.
— Да я только на ужин хотела что-нибудь приготовить, — растерялась Лейсан.
— Конечно, готовь, а я немного прогуляюсь и приду как раз к ужину.
— А куда ты собралась? Я с тобой.
— Нет, я пойду одна. Мне надо побыть одной.
— А вдруг с тобой что случится?
— Да что может случиться, меня здесь никто не знает? Это вообще чужой район, чужой двор. До меня тут нет никому дела.
— Ой, боюсь я тебя отпускать. — Лейсан вытерла руки полотенцем и посмотрела в окно. — Может, все-таки останешься?
Я направилась к выходу. Лейсан бросилась следом за мной и переградила мне дорогу:
— Я хочу знать, куда ты собралась?
По улице пройтись. У меня уже от чужих домов, дач и квартир крыша едет. Я просто устала и хочу немного погулять по городу, почувствовать себя свободным человеком.
— А адрес знаешь?
— Не переживай, найду. Сейчас Тимур подъедет, вы с ним побудете одни, поближе познакомитесь.
— Ты нам не мешаешь, — не хотела отпускать меня подруга.
— Ладно, Лейсан, о чем мы спорим? Я сказала, что приду. Значит, приду.
— Может, ты плохое задумала? Решила пойти в милицию сдаться? — На глазах моей подруги появились слезы.
— Зачем? — Признаться честно, я и подумать не могла, что в голове Лейсан могут витать подобны мысли.
— Чистосердечное признание в совершении умышленного убийства. Не дури! От твоего признания никому легче не станет. А тебя сразу в тюрьму заметут, и все.
— Господи, ну как подобная чушь могла прийти тебе в голову? Я еще не окончательно сошла с ума! Мне свобода всегда нравилась.
— Тогда подожди. — Лейсан кинулась к своей сумке и извлекла оттуда косынку и темные очки.
— А это зачем?
— На всякий случай. Для конспирации. Надень. Хуже не будет.
Повязав косынку на голову, я покрутилась у зеркала и нацепила очки.
— Скоро приду.
Я бродила по улице неподалеку от дома и вдыхала свежий воздух, стараясь не обращать внимания на легкую дрожь, пробегавшую по моему телу. Первый раз в жизни я попала в такую ловушку, из которой не могла выбраться. Я убила человека. Прокручивая тысячу раз эту ситуацию, не понимала, можно ли было всего этого избежать, была ли у меня возможность. Если все происходило так, как говорит Лейсан, и Жан был готов к побегу, значит, мне нужно было всего лишь подождать, когда он поймет, что я не с ними, а с ним. Мне нужно было сидеть с ним в одной комнате и никуда не уходить. Ну а если все это не так, что тогда?
Я задрожала еще больше. Странно, я иду в сарафане и мерзну. На улице лето. Люди изнывают от жары, а я мерзну. Я ощущаю себя предательницей по отношению к Жану. Я предала наши чувства, наши отношения, нашу любовь. Я пыталась понять, зачем же я это сделала и что руководило мной в тот момент. Страх, благодарность, одиночество, безысходность, слабость? Что именно это было? Что? Я вспомнила о времени, проведенном в гостинице. Жан дал мне понять, что его семья — это святое, неприкосновенное, и она играет в его жизни важную роль, что никогда не разведется с женой. Я всегда это знала, но не думала, что мне будет настолько больно это услышать. Я рыдала, сходила с ума, а Жан… Жан даже не пытался меня успокоить. Он сказал, что не любит женские слезы, они мне совсем не идут и нам хорошо от того, что мы вместе, и не стоит думать о будущем. Я всегда хранила Жану верность, даже представить себе не могла, что ко мне может прикоснуться посторонний мужчина. Я была честна с Жаном, а он со мной. Я знала, что он спит со своей женой, но он называл это супружеской обязанностью, супружеским долгом.
А еще во мне сидела жуткая обида — что, если Жан действительно имел ключ от двери и самостоятельно совершил побег, почему он не подумал обо мне? Почему он бросил меня на произвол судьбы и не захотел помочь? Ведь если бы у меня была возможность спастись, я бы никогда не убежала без Жана. Никогда. Даже если бы это стоило мне жизни. Я не понимала, зачем ищу оправдания произошедшему, для чего доказываю себе, что ничем не обязана Жану. Ведь я свободная женщина! Я никому ничего не должна.
Я чувствовала, как пульсирует кровь в висках, а голова вот-вот лопнет. «Мне надо привести свои мысли в порядок!» — В изнеможении я опустилась на первую попавшуюся лавочку.