— По-моему, она даже не знает, что означает слово «здравствуйте».
— Тогда попробуй по-английски.
— Мадам, а вы знаете английский язык? — конечно, мой английский был далек от совершенства, но тем не менее я могла на нем хоть как-то изъясняться.
— Да, на уровне разговорного, — донесся до меня голос в трубке. — С кем я разговариваю? Вы из России? Как вас зовут?
— Меня зовут Тома. Я работаю с вашим мужем. Я звоню из Казани.
— Вы коллега моего мужа? — В голосе женщины появилась радость, а мне стало стыдно от того, что я вру и ворую у этой женщины ее мужа.
— Да, мы вместе работаем над одним важным проектом.
— Что с ним случилось? У него неприятности? Он мне звонил, а потом звонили какие-то люди и требовали денег.
— Вы уже заявили в полицию?
— Нет.
— Почему? — не поверила я своим ушам. — Ваш муж в беде, а вы не заявили в полицию. Вы просто обязаны это сделать, и чем быстрее, тем лучше.
— Это опасно. Если я заявлю в полицию, то его могут убить.
— Его могут убить и без полиции. Вы должны заявить. Его нужно искать.
— Извините, но это мой муж и моя жизнь, поэтому я лучше знаю, что надо делать. — Голос женщины резко изменился и стал холодным. — Как давно он пропал?
— Он пропал вечером, а сейчас уже утро.
— Это не срок для того, чтобы заявлять в полицию. Нам всем остается только ждать и надеяться.
— А вы ему деньги выслали?
— Простите, но я вас не знаю. На этот вопрос я смогу ответить только своему мужу.
— Мы все очень за него переживаем. Мы все хотим, чтобы он обязательно нашелся живым и невредимым. Мы верим, что справедливость восторжествует. Мы его очень любим.
— Я в этом не сомневаюсь.
В этот момент из трубки до меня донеслась веселая музыка, громкий смех и хриплый мужской голос, который говорил на все том же безумно красивом, но совершенно непонятном мне французском языке. Женщина ему что-то ответила тоже на французском и резко бросила трубку. Я послушала гудки и с расстроенным видом протянула трубку Лейсан.
— Ну, что? — та просто сгорала от нетерпения.
— Странная она какая-то.
— Почему?
— Странная, и все. Я ей представилась, а она мне нет. Невоспитанная, что ли?
— У нее муж без вести пропал, а ты говоришь о каком-то воспитании. Когда человек в такой ситуации, ему все можно простить. Не стоит злиться.
— Да я и не злюсь. Я все понимаю.
— Она в полицию заявила?
— Говорит, что боится, что Жана после этого могут убить.
— Но ты же ей ясно дала понять, что она обязана это сделать.
— У нее свое мнение на этот счет, и оно в корне противоположно моему. Она сказала, что это ее жизнь и ее муж и она сама знает, как лучше, а как хуже.
— Ей же мудрые люди подсказывают.
— Видимо, она не любит подсказки.
— Она поверила, что ты коллега мужа?
— Вполне.
— Ну вот, а ты переживала. Позвонила и позвонила. Теперь мы хотя бы знаем, что со стороны семьи твоего француза никаких движений не будет. А жаль. Тома, тебя что-то беспокоит?
— Знаешь, может, я, конечно., ошибаюсь, — неуверенно начала я, — но мне показалось, что жена не слишком убивается по поводу того, что ее муж в беде. Пока мы с ней разговаривали, там играла музыка и француз так громко смеялся, будто он не в квартире скорбящей женщины, а на вечере юмора.
— Где француз смеялся?
— В трубке, где ж еще.
— Может, там просто телевизор работал.
— Нет. Уж что-что, а телевизор я отличить могу. Это был самый настоящий француз. А телефон ведь не мобильный, а домашний. Тебе не кажется странным, что в той ситуации, в которой сейчас находится жена Жана, совсем не должна играть музыка, да и смеяться никто не должен.
— Ты хочешь сказать, что должен играть траурный марш, а в трубке слышны рыдания?
— Я не знаю. Может быть, его семья не понимает всю серьезность ситуации?
Томка, да какая нам, в конце концов, разница, какие там тараканы у них в голове? Мы позвонили лишь для того, чтобы выяснить, ищет ли Жана полиция. Теперь мы точно знаем, что никто его не ищет и никому нет до него никакого дела. Может, хоть его начальник в полицию заявил?
— Думаю, жена бы про это знала.
— А вдруг они не общаются. — Лейсан хотела сказать что-то еще, но в дверь позвонили.
Я еще никогда в жизни не реагировала на звонок в дверь так, как среагировала сейчас. Услышав приятный музыкальный звонок, доносившийся из прихожей, я вскрикнула и посмотрела на подругу глазами, в которых был страх вперемешку с безумием.
— Лейсан, кто это?
Лейсан глянула на часы и удивленно пожала плечами:
— Девять часов утра. Вообще-то я никого не жду. В такую рань.
Я схватила Лейсан за руку.
— Не открывай.
— Да не переживай ты так. Я только к глазку подойду. На цыпочках. Что я, чокнутая, дверь всем подряд открывать?
Лейсан встала со своего места и осторожно направилась в сторону двери. Я поднялась следом за ней и подошла к зеркалу, висящему в прихожей. Увидев свое отражение, я чуть не ахнула: бледное, слишком несчастное и слишком испуганное лицо. Под глазами черные круги и мешки, которые появляются только тогда, когда нет возможности хорошенько выспаться. Правда, стоит мне хорошо отоспаться, и они тут же исчезают. А глаза… У меня были такие глаза, глядя на которые хотелось не просто плакать, а орать от ужаса.
— Ничего не видно, — шепотом сказала Лейсан и отошла от двери.
— Что значит ничего не видно?
— Вообще ничего не видно. «Глазок» пластырем заклеили.
Услышав последнюю фразу, я закрыла глаза и прислонилась к стене. Мне вдруг показалось, что, если Лейсан скажет еще хоть одно слово, я просто потеряю сознание.